Живая Арктика. 2005, №1.

Рисунки художника Вла­ димира Титова, сделан­ ные в московских элект­ ричках для еще не вы­ шедшего однотомника Венедикта Ерофеева : Хибины-Москва-Петушки : 27 Вспоминает Пранас Яцкявичус (Литва). "Наше знакомство с Венедиктом состоялось в чере­ мушкинском общежитии. Потом мы довольно близко сдружились на Стромынке, хотя и жили в разных ком­ натах. Университет был в центре Москвы, на Моховой, мы ездили туда на трамвае. Питание у нас было ничего. На Стромынке-то, куда мы после первого курса переехали, проживало много восточных народов. Они готовили себе пищу в комна­ тах - и нам казались невыносимыми запахи лука и сои, разливавшиеся в коридорах. А в Черемушках, мы, скром­ ные студенты жарили колбасу, чай пили, а Юра Ерофе­ ев, брат Веньки, когда он приезжал из Хибин, привозил нам огромные куски сала. Еще какие-то грузины были у нас в общежитии, и о них вечно какие-то порочные слухи ходили. Но, в общем-то, отношения там были до­ статочно пуританскими. Поэтому рассказы Венички о его Кировске - казались мне весьма экзотичными, как свидетельство распада глубинки. В МГУ Венедикт был влюблен в девушку с длин­ ными косами, в Тоню Музыкантову. Как я сейчас по­ нимаю, это была несчастная любовь. Я спрашивал у Муравьева, но он не захотел об этом сильно распрост­ раняться. Они долго гуляли по коридорам, стояли у окна. И что-то из этой истории вошло в его книжку "Записки психопата". Учиться нам тогда было, конечно, лень. Веничка по­ купал 3 коробки сибирских пельменей, ел их сырыми. В результате, его разносило, поднималась температура, и врач давал ему справку о расстройстве пищеварения. А тут еще полковник Пуговкин с военной кафедры на­ сел на Венедикта. Трудно было Ерофееву удержаться в университете. А компания у нас в МГУ была замечательная: Ле­ вушка Кобяков - модератор такой, Веничка, Муравь­ ев - главный во всем, Скороденко, Юра Романеев, Юра Новиков. И ничего мы не боялись, и никто нас не за­ стукал, когда в 1956 году затеяли один из первых в СССР самиздатов - альма­ нах под названием "ФАЛЛ" (изначально - Фи­ лантропическая Ассоциа­ ция Любителей Литерату­ ры, потом - "Любителей Людоедства"). Леня Ми­ хайлов свои стихи туда за­ сунул, Муравьев - поэму "Подошва пролетария", и никто на нас никуда не до­ нес. Только где-то в 1967 году мне Кобяков расска­ зывал, что его в КГБ вызы­ вали и спрашивали об аль­ манахе. У меня у самого он пропал, и я до сих пор пы­ таюсь найти его следы. Мы предлагали и Ерофееву что-нибудь помес­ тить в альманах —он тогда постоянно вел свои за­ мечательные записные книжки, в основном с афо­ ризмами. Ну, например: "Люди лучше сарделек, но хуже сосисок". Но он почему-то не захотел тогда участвовать в альманахе. И эта его позиция неуча­ стия сохранилась на долгие годы. Венедикт все ясно понимал, но никогда не мельтешил и не ввя­ зывался в пустое, и мне казалось он вообще все­ гда был вне политики. После первого курса Веничка ненадолго остался летом в общежитии. Все разъехались, он жил в ком­ нате один, крутил на патефоне "Болеро" Равеля и вот так развлекался. Из Москвы я уехал поздней осенью 1957-го года, насовсем оставив университет... ".