Труды КНЦ (Естественные и гуманитарные науки) вып.4/2024(3)

Улицы и площади Гельсингфорса превращались в сцену, на которой разные общественные силы оказывались символически разведены не только в пространстве, но и во времени. По случаю старинного студенческого праздника, отмечавшегося Первого мая, владельцы ресторанов, кофеен и кондитерских заранее объявили, что торговля в этот день производиться не будет. Владельцы наемных автомобилей и легковые извозчики по постановлению своих цеховых организаций оповестили о прекращении работы, трамвайное движение возобновилось лишь в 3 часа дня26. По словам В. Н. Залежского, вплоть до возвращения манифестантов с плаца в пять часов вечера улицы оставались пустынными: «буржуа и обыватель сидели дома», город имел «какой-то строгий вид», «казалось, что сами дома буржуазии насторожились и с какой-то скрытой тревогой смотрели на демонстрирующие колонны рабочих». В то время, когда «в затихшем городе спокойно и мерно раздавались шаги рабочих колонн», а затем в исполнении оркестров зазвучали «Марсельеза» и «Интернационал», подхваченные демонстрантами, «буржуазный мир терпеливо дожидался, когда рабочие закончат свой праздник» [11: 134]. Зато вечером особый символический смысл приобрело альтернативное празднование буржуазией «своего 1 мая, традиционного праздника весны»: «улицы сразу оживились, приобрели какой-то нарочно подчеркнутый, игривый вид, так не свойственный обычно финскому городу». В вечернем городе, увиденном глазами большевистского активиста, «буржуазия, казалось, веселится напоказ, пряча скрытую тревогу перед только что прошедшей рабочей демонстрацией, и, внешне бравируя, хочет подчеркнуть, что ей не страшно, что она беззаботно веселится» [11: 134]. В дни Февральской революции, несмотря на сохранявшееся недоверие между матросами и солдатами и финскими рабочими, российские военные пытались революционизировать трудящихся Финляндии. Участвуя в политических акциях финнов и обещая силой поддержать выдвинутые рабочими требования, военные содействовали радикализации как социальных движений, так и национальных устремлений финляндцев. Прежнее противостояние имперского/финляндского в политической топографии Гельсингфорса усложнялось новой оппозицией буржуазного/демократического, эта оппозиция проявлялась как на уровне символического пространства, отделявшего «центр» города от его «окраин», так и на уровне ритуала-шествия, в который вовлекались «свои» и которым отторгались «чужие». Присвоение пространства через ритуально инвертированное поведение - - ритуальное осквернение прежней или чужой «святыни» - - наблюдалась и в последующие месяцы революционных перемен в Финляндии. Пример тому - - участие военнослужащих в предпринятом анархистом Жаном Болдтом захвате главного лютеранского храма на Сенатской площади - ­ Николаевского собора [13: 88-92]. В начале лета местная печать порицала «возмутителя спокойствия» финляндской столицы Жана Болдта за то, что при задержании городскими властями он оказывал сопротивление «и вообще шумел на улице»27. 17 июня, ворвавшись в собор вместе с четырьмя сотнями своих сторонников, Болдт с амвона произнес «зажигательные речи» на шведском, французском и русском языках, требуя, чтобы сейм немедленно принял законопроект о коммунальном самоуправлении. Выступления прерывались бурными аплодисментами, пением «Марсельезы», «Интернационала», а также «рабочего марша и анархистских песен». Как отмечалось в прессе, среди слушателей Болдта были и военные, из-зачего возникла опасность «кровопролития» в случае, «если только солдаты вмешаются в это дело». При попытке финского комитета общественного порядка очистить церковь «матрос пригрозил, что на помощь придет военная сила в 5 тыс. человек»28. К утру Болдт и несколько его сторонников были арестованы и препровождены в полицейское управление. Когда толпа на Сенатской площади узнала об аресте, «многие бросились по направлению к гавани, чтобы позвать на помощь матросов». Собравшиеся на площади, в том числе и российские военные, вступили в стычки с милиционерами и ранили троих из них, но не смогли освободить арестованных. На следующий день Болдт был вынужден уехать из города. «Главная церковь наша почти что на целые сутки обращена была в постоялый д в о р . Худшей рекламы для новой свободы трудно и придумать», — писала шведская газета Hufvudstadsbladet. За пятнадцать часов «захваченный» собор «оказался приведенным в такое состояние, что на уборку помещения потребовалась целая неделя»29. Подобное поведение все же не было типичным для солдат и матросов, остававшихся в Гельсингфорсе. Их больше беспокоила пусть даже мнимая опасность утраты уже «освоенных» ими городских пространств и объектов. Труды Кольского научного центра РАН. Серия: Естественные и гуманитарные науки. 2024. Т. 3, № 4. С. 69-83. Transactions of the Kola Science Centre of RAS. Series: Natural Sciences and Humanities. 2024. Vol. 3, No. 4. P. 69-83. © Дубровская Е. Ю., 2024 77