Кировский рабочий. 1959 г. Сентябрь.

G сен тябр я 1959 г., № 107 (4797) К И Р О В С К И И Р А Б О Ч И И 3 Служенье муз не терпит суеты ЛЛ НОГО лет назад один из талантливейших очерки стов Илья Эренбург говорил примерно так: вот у Аксакова были липы и покойные кресла, у него было время подумать. А что оставим мы пбсле себя — подпись на счету. Мы встречаем- ' ся и говорим в приемных ре­ дакций, в суете железнодорож­ ных вагонов... То были годы бурной, спеш­ ней жизни новой, молодой со­ ветской страны, неудержимой воли, бессонных, напряженных ночей, непокладного труда. И если смысл приведенных мною слов можно было и тогда вос­ принимать лишь относительно, то известная доля правды, все же, жила в них: слишком бы­ стро, оперативно и о многом, позарез нужно было сказать пи­ сателю и своим читателям и чи­ тателям за рубежом: времени для обдумывания—для огранки произведений недоставало, ал­ маз-слово не всегда приобретал должный блеск. Ныне не те времена. Совет­ ский Союз стал могучей держа­ вой, советский читатель— высо­ кокультурным, высокоразвитым ценителем. Требования к писа­ телю чрезвычайно повысились: на «отписках» и «литератур­ ных трафаретах» сейчас никуда не уедешь, никого не затро­ нешь. Прошли творческие съезды писателей, и мир литератора всколыхнулся: писать надо луч­ ше, не только глубже и всесто­ ронне раскрывая те мысли и чаяния, которыми живет наш народ, строя величественный мир коммунизма, — в этом нашей литературой сделано немало; писать надо мастерски, подни­ мая форму литературных произ­ ведений на новую сверкающую сяето.м— как вершины снежных гор— высоту. Если во времена восстановле­ ния страны нам порой недоста­ вало лишнего часа для раз­ думья, то теперь наш литератор имеет его. Ему уже есть время осмыслить великие процессы, овладевающие всем миром; ему: уже есть время обобщить новые явления жизни, проникнуть глубже в сложный и богатый мир своего современника. Он без излишней спешки — как гранильщик у своего станка— может спокойно и уверенно ра-. ботать, находя те слова,, те об­ разы, которые одни лишь мо­ гут донести его мысль до чита­ теля. По всей стране идет сейчас упорная борьба писателя за вы­ сокое качество художественных произведений. Й того, кто не проникнут этим, ждут разочаро­ вания и неудачи. В Мурманской области, в ее юном литературном мире также яьно.ощутимо это весеннее ожив­ ление. Заметить его нетрудно каждому, кто не привык безраз­ личным и невнимательным про­ ходить мимо своих собратьев. Поездки в Мурманск, Северо­ морск, Кировск утверждают нас, профессионалов-писателей, в этих мыслях —повсюду встре­ чаем мы пытливых людей, ищу­ щих, каждый по-своему, новых ходов и новых выразительных средств в художественной лите­ ратуре. У многих молодых и на­ чинающих авторов много еще просчетов и срывов, но све­ жесть и стремление к новизне в искусстве (а на повторении и копировании уже сделанного нет прогресса!), упорство и при­ лежание в работе — заметны и едва ли требуют доказатель­ ства. Москвитин, Юрий Кушак, Таисия Астапеннова, Валентин Сафанов, Петрухин, В. Матвеев, Александр Мошкин и ряд дру­ гих писателей Мурмана— это его новые литературные имена; имена еще не прозвучавшие во весь голос, — имена нарожда­ ющиеся. Этим именам бесспор­ но нужна еще творческая по­ мощь, но в них уже различимы звуки того, что мы называем— «поэзия». Никита Сергеевич Хрущев очень хорошо говорил о вреде «тепличного выращивания» мо­ лодых литераторов, которым так часто и легковесно припи­ сывалось громкое «звание»— талант. Понятие «талант» — растяжимо: подлинный талант, то есть необычайная способ­ ность человека к какому-либо искусному занятию, как бы со­ держит в себе неисчерпаемую потребность в труде самостоя­ тельном и самоотверженном. Ранняя профессионализация, раннее оставление своей основ­ ной профессии — будь то рабо­ чего, инженера, врача— и пере­ ход исключительно на творче­ скую работу (на «сочинитель­ ство», как говорили раньше) не­ редко приводило к скверным результатам. Такой «писатель» На днях в Кировске побывал ленинградский писатель Н. П. Вагнер. В редакции нашей газеты он встретился с местными авторами и журналистами, разобрал отдель­ ные их произведения, дал полезные советы. Н. П. Вагнер-—автор ряда книг, повестей, рассказов и пьесы. На этой странице мы публикуем статью писате­ ля, посвященную творчеству начинающих поэтов и про­ заиков Кировска, и рассказ из его новой книги «Удиви­ тельные встречи», которая выпущена издательством «Со­ ветский писатель» в 1959 году. отрывался от жизни, от рабоче- ю коллектива, не имея еще большого опыта в литературе и большого накопления жизнен­ ного материала. Такой писатель нередко терял и те крупицы умения, какие приобрел он в своей трудовой жизни. Но по­ мощь, твердые слова, терпели­ вое учение писателя у писателя --необходимо. Наши встречи с кировчанами вселяют в нас и радость и неко­ торое беспокойство. Есть в этом славном городе любители лите­ ратурного труда, о которых хо­ чется сказать, что они «способ­ ные». Отдельные стихи Н. Гу- довского, В. Михеева, отдель­ ные куски рассказов молодого автора Д. Чечеля и другие гово­ рят о том «дорогом и отобран­ ном», без чего не может суще­ ствовать художественное произ­ ведение. Трудно обойти молча­ нием такие строки Н. Гудовско- го, как: Бывало, песню запоем Про Кольский полуостров. «Морошка... ягель... иван-чай... Ловозеро... Хибины... Суровый край, полярный край, Озерный, лебединый»... Но шла война. Мой друг погиб. В сентябрьский день унылый Под сенью чужеземных лип Мы вырыли могилу. Мой дорогой земляк, прощай! Ты так любил Хибины, Суровый край, полярный край, Озерный, лебединый! В этих строках не только печаль о погибшем друге, но и великая любовь к родине и оп­ тимизм, как призыв к жизни. Но поэт никогда не знает ни «безработицы», ни «стояния на месте». Писатель— всегда рабо­ тает, не только и, быть может, не столько за письменным сто­ лом, сколько— повседневно: он всегда наблюдает, записывает, запоминает, находит, обобщает, обращает увиденное и услышан­ ное в образы. И, быть может, потому и заслужены некоторые нападкн в адрес Н. Гудовского: нельзя повторяться, нельзя ос­ танавливать и снижать требова­ ние к себе. Поэзия, как проза, как любой литературный жанр, — всегда движение, всегда ди­ алектика. Нельзя снижать требования к своему мастерству или «делать скидки» на молодость и неопыт­ ность и молодым авторам. Не со­ зрел— лучше воздержись от пет чатания— от «славы». Слава придет в свое время, когда за­ служишь ее. Поработай, по­ учись. попиши—все это благо­ родное дело. Не каждому, у ко­ го голос, — петь в опере. Но само пение, разве оно не при­ носит удовлетворение и самому певцу и слушателям? Упорное учение, упорная работа над со­ бой принесет и умение владеть словом -— этим единственным оружием, имеющимся на воору­ жении писателя —и умение про­ никать в глубины души чело­ века, и умение отбирать нуж­ ную тему. Стоит ли. к примеру, такая невысокая тема о часах— «кото­ рые отведены для бани»’— стоит ли такая тема пристального внимания писателя? Одни из апторов-кировчан отвел ей чуть ли не 200 строк! Двести строк для того, чтобы описы­ вать, как человек «протер свои поджилки» и «водою грязь с волос дотла в тазу смывает ходко». Думается — праздное это занятие, а ведь изучение этой «поэмы» о бане, все же, говорит о том, что автор этот при ином отборе тем сумеет написать, скажем, неплохую и нужную басню. Отбор темы—дело серьезное, равно как и экономия слов, бережное, несуетливое отноше­ ние к литературному мастер­ ству. Вспоминая Пушкина: Служенье муз не терпит суеты. Прекрасное должно быть величаво. Николай В А ГН Е Р . I И Я ; , Ник. ГУДОВСКИИ ИЗ ДАВНЕЙ ТЕТРАДИ Выл у меня на фронте ДРУГ, Мы вместе в бой ходили И редкий фронтовой досуг Мы вместе проводили. Он Мурманск вспоминал родной, Где с детства жил, где вырос, Почасту говорил со мной Про наш любимый Кировск. А в дни затишья мы вдвоем, Когда взгрустнется остро, Бывало, песню запоем Про Кольский полуостров. «Морошка... ягель... иван-чай... Ловозеро... Хибины... Суровый край, полярный кран, Озерный, лебединый...» Придется ль побродить опять Дремучими лесами, В глухом погосте ночевать Под кровом у саами? Но шла война. Мой друг погиб В сентябрьский день унылый Под сенью чужеземных лип Мы вырыли могилу. Мой дорогой земляк, прощай! Ты так любил Хибины, Суровый край, полярный край, Озерный, лебединый! Нинолай ВАГНЕР УДИВИТЕЛ ЬНЫЕ ВСТ РЕЧИ I рассказ Ю ДЕТСТВЕ я много болел, и - родители решили поехать со .мной летом в Ялту. Здесь и про­ изошли эти удивительные встре­ чи. i Мне было тогда ~ лет шесть. Крымские берега покорили меня: огромный корабль с мачтами — поднимешь голову, и мачты хо­ дят, бороздят небо; валуны, об­ лепленные ракушкаМи; дельфины, парусники и само море, от кото­ рого не уйти. Но, кроме моря с его парохода­ ми и дельфинами, был еще берег, и этот берег казался мне столь же неведомым и желанным. В гору к беседке поднимались кипарисы и тополя, тонкие, как свечи; шли ослики, нарядно оседланные для Дальних прогулок; в парке цвели яркие цветы. Здесь, в парке, мы и обедали под открытым небом, потому что мать считала: лучший целитель— воздух, и нужно пользоваться им, пока есть возможность. Из всех примечательностей пар­ ка больше всего нравилась мне открытая эстрада — «Раковина». Здесь по воскресным дням играл оркестр, и, сидя за столиком, мож­ но было слушать музыку. Однако не столько сама музыка привлекала меня, сколько дири­ жер, человек с властным лицом, трясущейся головой и палочкой в руке, палочкой, которой подчиня­ лось все: оркестранты, скрипки, трубы и даже люди, сидевшие за столиками. И целыми часами, гуляя по пар­ ку, отдыхая в тени кипарисов или сидя' за столиком в ожидании очередного блюда, я, вообразив себя дирижером, уверенно разма­ хивал руками, яро тряс головой и сс-рдито поглядывал на людей, ме­ шавших мне «дирижировать». К соседнему столу нередко под­ ходил высокий, худой человек с усами. Его темные волосы были зачесаны за уши. Он шел слегка горбясь, как бы не замечая ни лю­ дей, ни раковины с музыкантами, ни самого дирижера. Мне казалось даже — он прихрамывал слегка, так неторопливо подходил он к нам; но мать говорила, что «все это я выдумываю, как всегда», и что это — «большой писатель». При его появлении я переставал на время трясти головой и разма­ хивать руками; меня привлекал к сеое этот человек; но «оольшой писатель» присаживался к столу, подолгу рассматривая обеденную карту и, видимо, вовсе не замечая меня. Тогда я вновь принимался «ди­ рижировать». Но однажды «большой писа­ тель» пристально поглядел на ме­ ня, затем на мою мать и, обра­ щаясь к ней и непривычно округ­ ляя гласные, проговорил: — Простите за совет: непрошен­ ный совет, говорят, горек. Не поз­ воляйте вашему сыну так трясти головой: неполезно это. Вы только не обижайтесь, пожалуйста. Ваш сын, конечно, дирижеру подража­ ет — дети ведь очень наблюда­ тельны. И мне показалось — «большой писатель» подмигнул мне лукаво своими добрыми, лучистыми гла­ зами. Мать не обиделась, — Благодарю вас, — тихо от­ ветила она, — я и так запрещаю ему, а он не слушается. И, обернувшись ко мне, сказа­ ла строго: — Сейчас же перестань махать руками. Стыдно прямо за тебя. Машешь, как кучер на козлах! — Вовсе не кучер, — обиделся я. Ему принесли дымящуюся та­ релку, и мне захотелось увидеть, как будет есть суп «большой пи­ сатель». Но в этом не оказалось ничего удивительного: он ел, как все, даже дул слегка на горячую ложку. Постепенно увлечение «дирижер­ ской деятельностью» стало туск­ неть, пошло на убыль. На смену ему явилось новое: в Ялту пона­ ехало много генералов и всяких сановников; рассматривать их эпо­ леты и галуны, мысленно приме­ ривать к себе блестящие мундиры доставляло мне теперь особое удо­ вольствие. В один из душных вечеров, ког­ да все столики летнего ресторана были заняты, к нашему писателю подошел важный старичок и, ис­ просив разрешения, сел на свобод­ ный стул. Лишь только я взглянул на это­ го старичка, как сердце во мне замерло. На нем была расшитая галунами светлая одежда и тре- уголка. Когда он снял треуголку, голова у него оказалась лысой и глянцевитой, как будто вместе с треуголкой он снял и волосы. «Большой писатель» тоже с яв­ ным любопытством смотрел на треуголку и лысину старика. Не­ сомненно, он и на этот раз лука­ во подмигнул мне. II тогда я" ос­ мелел от этого доброго, словно поощряющего взгляда, и, с трудом сдерживая волнение, спросил ста­ ричка: — Вы катафальщик? Мгновение важный старичок не­ доуменно глядел на меня; потом он перевел взгляд па мою бедную 'мать, которая не знала, куда спря­ тать свои глаза. Ее лицо станови­ лось все краснее, губы задрожали, и я подумал, что сейчас она рас­ плачется. Старичок хмыкнул, покосился на своего соседа, и «большой пи­ сатель» вдруг вскинул руки и рас­ хохотался. Теперь хохотали уже все кру­ гом: и старичок, и писатель, и со­ седи, и мать тоже засмеялась ка­ ким-то беззвучным смехом. Толь­ ко я один не смеялся—так неожи­ дан был этот переход от смуще­ ния к смеху. — Замечательно это! — сказал наконец писатель, переставая сме. яться. — Просто замечательно! — Действительно замечательно! — поддержал его старичок. — Я и в самом деле только что с по­ хорон. — Лицо его неожиданно утратило всю свою важность. — (Окончание на 4-й стр.).