Кировский рабочий. 1959 г. Июль.
19 июля 1959 г., № 86 (4776) К И Р О В С К И И Р А Б О Ч И Й 3 Выставка достижений народного хозяйства СССР. В павильо не Академии наук. Посетители осматривают приборный контей нер ракеты «А-3», побывавшей на высоте 452 километра. Фото JI. ВЕЛИКЖАНИНА. (Фотохроника ТАСС). Наша Партия Лаконично, немногословно— Каждый эти слова поймет Наша Партия!— так любовно Называет ее народ. Ширь заводов, просторы пашен, В космос, к звездам тропа легла... Наша Партия— это наши Героические дела. Нашу жажду о мире зная, Охраняешь нас от врага. Ты близка нам, как мать родная, И, как мать, ты нам дорога. Нам всю жизнь у тебя учиться, Быть с тобою всегда, везде. С человеком беда случится— Ты поможешь ему в беде. Ты слилась со своим народом. И сказать я одно хочу: К нашей Партии мы приходим, Как ходили мы к Ильичу. Р. С А РЦ ЕВИ Ч . Арк. КОНСТАНТИНОВ. О Р А З Д Е В А Л К Е стоял непрерыва- ющийся гул. Изредка из него выныривали чьи-то возгласы, смех, но только на миг, на несколько секунд, по тому что снова тонули в этом гуле. Отчетливо выделялись лишь одни звуки, напоминающие стук множества ножей на кухне, — это входили и выходили люди на коньках. Юрка обошел всю раздевал ку, но Нади нигде не было. «Вечно опаздывает!» Он нашел свободное место на лавке, снял куртку,, башмаки и стал зашнуровывать на ноге бо тинок с коньком. Нагнувшись к полу, Юрка пыхтел, злясь на шнурки: они были без желез ных наконечников. Когда он все-таки справился с. одним ботинком и, распря мившись, облегченно вздохнул, — увидел Надю. Юрка насупил сросшиеся на переносице брови. — Вечно... — Ты опаздываешь!— серьез но закончила Надя. Они посмот рели друг на друга и расхохо тались. — А что, неверно? Ведь до говорились к семи... — Юрка, ты квадратная скоб ка. И к тому же похож на нашу историчку! Нет, честное слово, как две сосульки! — Вечно ты со своими не мыслимыми сравнениями... Уч ти, я не буду ждать больше пя ти минут, — Юрка взглянул на циферблат больших электриче ских часов, засекая время. Но на сдачу в гардероб курт ки и Надиного пальто, зашну- ровку второго Юркиного ботинка и двух Надиных ушло больше десяти минут. Юрка ждал и сер дито ворчал: «Вечно ты...» Но все было хорошо до того, как Надя сказала: «Пойдем на лед, вечный ворчун». Юрка взглянул на нее и... После это го все пошло не так, как рань ше. Шерстяной конькобежный ко стюм плотно облегал тоненькую Надину фигурку, подчеркивая ее стройность. Юрка вдруг испу- I алея. Он боялся опустить взгляд ниже подбородка Нади. Некоторое время они оба мол чали, а потом Юрка неловко и невпопад сказал: — Эта историчка, наверное, с ума сошла. Она задала учить пятнадцать страниц сразу... Они вышли на лед, держась за руки, а Юрка все никак не мог успокоиться. Множество снежинок, кру жась, летело на свет прожекто ров, словно мотыльки; откуда- то сверху лились плавные зву ки вальса, и люди кружились, кружились на льду, будто на ог ромной карусели. Вправо от Ю Р К И Н А О Б И Д А Р а с с к а з катка, во тьме, угадывались тя желые заснеженные громады юр. Они сделали всего два круга, и у Юрки лопнул шнурок на ботинке. Пришлось ехать к бли жайшей лавочке. Пока он во зился Надя, нетерпеливо двигая коньками, бросала короткие кол кие реплики. Потом она все-та ки не выдержала. — Я только один круг, Юр ка. Быстро! Он откинулся на спинку ла вочки и смотрел вслед. Лед был блестящим, как поверх ность озера. Надя отъехала, и Юрке показалось, что это уже не она, а какая-то красивая, сказочная птица. Вот сейчас она оттолкнется ото льда и, раскрыв крылья, стремительно взовьется вверх! Юрка даже привстал с лавочки... А Надя обернулась и крикнула: — Я сейчас вернусь! ...Они долго катались: может, два часа, может, три. И почти не разговаривали. Но Юрка был уверен, что они не переставали говорить, да он мог бы даже рассказать о чем!.. Хотя нет, пожалуй, не сумел бы. * * ❖ Из раздевалки, звеня конька ми, громко смеясь и разговари вая, по одному, группами выхо дили люди и растворялись в 1 емнотё улицы. Город был удивительно тих. Он не звенел звонками трам ваев, не гудел гудками автомо билей. Юрке стало его жаль, как будто у города отняли голос. — Это верно, Юрка, жаль. Он стал каким-то безголосым,— задумчиво сказала Надя. — Но ьедь от этого он не стал хуже, правда? Он—самый лучший! И Юрка кивнул головой. До автобусной остановки ос талось идти всего две минуты. Надя жила на другом конце города, туда ходил только ав тобус. Юрка знал улицу и дом, з котором она живет, но не был ни разу в ее квартире. Они поравнялись с большим зданием, во двор которого вела арка. Над ней висел тусклый шар электрического фонаря. Не ожиданно за спиной раздался сиплый голос: — Хелло, дорогая! У тебя красивые ножки! Они не обернулись. Но рука в черной кожаной перчатке лег ла на Надино плечо. — Куда же ты спешишь, красотка? Мы хотим с тобой погулять. Надя вывернулась. — Убери руку! Хозяин черной перчатки, па рень лет восемнадцати, растя гивал в улыбке толстые мок рые губы. Правая его рука за сунута в карман короткой голу бой куртки с поясом. Он был не один. В двух шагах от него стоял компаньон, надвинув на глаза мягкую шляпу. — Подари мне один поцелуй, дорогая, — просипел тот, с тол стыми губами, и снова протянул оуку к Наде. — А тебе, мальчик, пора бай- бай, — сказал Юрке второй, в шляпе.—А ну, рви когти, — и угрожающе шагнул. Юрка попя тился. За спиной совсем, сов сем рядом заурчал мотором ав тобус. Юрка встретился взгля дом с глазами Нади. Она поня ла. И, мгновенно повернувшись, побежала туда, к автобусной остановке. А Юрка, нагнувшись, прыгнул и головой, в которой в этот миг сосредоточилась вся г<яжесть тела, ударил в подбо родок парня в голубой куртке. Тот взмахнул руками и грох нулся во весь рост на тротуар. Юрка тоже упал, но сразу же вскочил и бросился в ворота дома. Пробежав полсотни ша гов по двору, он услышал при ближающийся топот тех, двоих. На что-то наткнулся: «Мусор ный ящик». Вскочил на него, подпрыгнул, ухватился руками оа кромку забора и перемахнул через него... Переулками, проходными дво рами Юрка пробежал километ ра два. Потом перешел на шаг. Во рту было сухо, губы склеи вались, гудела голова. Почему- то саднило правую руку. Он остановился под фонарем и под нял ее к глазам. На ладони чер нела кровь. Он вытащил носо вой платок и с помощью зубов туго затянул повязку. «Навер ное, коньком рассадил. Удиви тельно, что не потерял их». Коньки висели, связанные шнур ками на шее. На остановке стояло все го три человека. Подмиги вая зелеными огоньками, по дошел автобус. Юрка сел на заднее сиденье. Он ехал к Наде. Он должен был ее увидеть! И когда Юрка подошел к подъезду, она выбе жала ему навстречу. — Я знала, что ты придешь, Юрка, — горячо сказала Надя. Она взяла его за руку, но сразу же испуганно отпрянула. — Что это? Что с рукой? Юрка быстро убрал руку за спину. — Ничего. Откуда ты взяла? — Ты подожди, Юрка, я сей час,— заторопилась Надя. — Ты только не уходи... Он не успел еще ничего по думать, а' она уже тормошила его за рукав. — Пойдем, Юрка, пойдем. Ты не бойся... Нужно залить йодом... Но ты не бойся... г. Кировск. (Продолжение следует). Н. ГУДОВСКИИ . К и р о в с к у Я городу, в котором проживаю, Полжизни отдал—двадцать с лишним лет, Любовь к нему и к северному краю Мой освещает путь, как солнца свет. В лихие годы— в годы фронтовые, На отдыхе коротком в блиндаже Я вспоминал места мне дорогие— И становилось легче на душе. Война прошла. Усталый, прокопченный Окопным дымом, вновь явился я В мой городок, к Хибинским горным склонам, Где прошумела молодость моя. П е с н я Пролегла стезя-дорожка^ Узкой лентой под горой. Северянка за морошкой Вышла утренней порой. Справа— лес, ущелье, горы, Слева— ширь родных болот... Сердце полнится простором, Как весна, душа поет. Ой вы, горы-крутосклоны, Вы, озерные плеса! Ой ты, лес темнозеленый, Голубые небеса! Мчатся реки, не смолкая, Шумом сердце веселя... Ой ты, Кольская, родная, Хвойнокудрая земля! З а о ч н и ц а Ты склонилась. Шелестят страницы. За окошком тьма, метели стон. На твои, на длинные ресницы Тихо-тихо наползает сон. День в труде. И длинный вечер тоже Занимает напряженный труд. Тяжело. Но есть желанье—все же Выбранный закончить институт. Мглой ночною Родина одета. Спрятан в тучах месяц золотой. Тяжело. Но разве тяжесть эта Совладает с волей молодой! Не смыкая длинные реенпцы, Крепким чаем прогоняя сон, Ты склонилась. Шелестят страницы. За окошком тьма, метели стон. Г. ЗОРИН. Пос. Уполокша. В погожий летний день В небе облачко пушистое Белым лебедем плывет, С неба солнышко лучистое Щедро свет на землю льет. В поле травка шелковистая, Словно вышитый ковер, Мчится с шумом речка быстрая Вдаль среди Хибинских гор. Я вдыхаю с наслаждением Трав чудесный аромат; Жизни бурное течение Красотой ласкает взгляд. Так легко и вольно дышится, Что поет, поет душа! ...За лесочком песня слышится. Я иду над речкой не спеша. А. КА Р А В А Н О В Слесарь обогатительной фаб рики. Денис Давыдов (К 175-летию со дня рождения) Художник О. Кипренский жеский либерализм крепост- написал с него замечатель- ников-помещиков. В одном из иый портрет. Пушкин, Жу- своих лучших стихотворений ьовский, Боратынский, Вя- («Современная песня») поэт земский, Языков, десятки дал резко сатирическую, других поэтов посвящали ему уничтожающую характери- восторженные стихи. Лев стику «гуманным» крово- Толстой вывел его в числе пийцам: главных героев «Войны и «Томы Тьера и Рабо мира». Его любимую посло вицу «Береги платье снову, а честь смолоду» Пушкин сделал эпиграфом «Капитан ской дочки», а рассказанный им анекдот послужил одним иэ эпиграфов к «Пиковой да ме». Его имя называют учеб ники истории и учебники ли тературы. Такое признание современ ников и потомства не может быть случайным. Он на память знает И, как ярый Мирабо, Вольность прославляет. А глядишь: наш Мирабо Старого Гаврило За измятое жабо Хлещет в ус да в рыло. А глядишь: наш Лафает, Брут или Фабриций Мужиков под пресс кладет Вместе с свекловицей». При всей относительно те матической односторонности Прославленный герой Оте- давыдовских стихов их неос чественной войны 1812 года, ггоримое достоинство— в свя- организатор и историк парти- зи с жизнью, с гражданским занского движения, талантли- опытом поэта. «Большая р ы й стихотворец, утвердив- чаСть стихов его пахнет би- ший в русской поэзии совер- ваком, — замечал Давыдов в шенно новые, неизвестные до одной из своих автобиогра- него жанры, Денис Василье- фий.— Они были писаны на вич Давыдов был яркой лич- привалах, на дневках, между ностью своего времени. двух дежурств, между двух В отличие от военной поэ- сражений, между двух гии прежнего периода—напы- войн...» А в стихотворении щеннои, выспренней и хо- <Ответ» он дал такую харак- лодной — поэзия Давыдова, черистику общественному со- реалистическая и простая, держанию своей поэзии: воспевала не ратные подвиги, « я не поэт, я— партизан, не победы царей и полковод цев, а современный ему ар мейский быт с его неустроен ностью, офицерскими кутежа ми и постоянной готовностью к боям за отечество: «Стукнем чашу с чашей дружно! Нынче пить еще досужно; Завтра трубы затрубят, Завтра громы загремят». По своим политическим убеждениям Давыдов не был революционером. Но природ ная порядочность, сочувствие казак. Я иногда бывал на пинде, но наскоком И беззаботно, кое-как Раскидывал перед Кастальским током Мой независимый бивак. Нет, не наезднику пристало Петь, в креслах развалясь, —лень, негу и покой... Пусть грянет Русь военною грозой— Я в этой песне запевало». За это качество мы и це- 1 рудовому народу не позво- ним поэзию Дениса Давы- ляли ему сквозь пальцы дова. смотреть на лицемерно -хан- И. МОТЯШОВ.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTUzNzYz