Рогожин, Н. Н. Практика любви / Николай Рогожин. - Онега : [б. и.], 2004. - 195, [2] с.

пучине застоя он начинал свое произведение. И ведь так скромно, соответствуя фамилии, сидел он на последней парте заседаний литобъединения, почти не участвовал в горячих его дискуссиях, незаметно появлялся, скрытно уходил. Звучали, правда его реплики с "камчагки" и всегда они были сказаны к месту, вовремя... В тесном кругу, позднее, мне узналось, что роман был сначала прочитан Виктором Леонтьевичем, потом отдан Маслову, тот рекомендовал рукопись Александру Борисовичу Тимофееву, а он печатать не согласился. Появился роман, после долгих мытарств, в журнале "Север", там он был набран в 10-12 номерах за тот же, 86-й. В середине 88-го роман вышел в издательстве "Современник" и в том же году был вынесен на всесоюзное обсуждение для печатания в "Роман - газете". Там он в списке стоял под номером 101, всего же произведений было представлено 123. В те же годы, в рецензиях ведущих критиков страны, роман упо­ минается в ряду немногих значительных произведений прозы о сталинских репрессиях периода коллективизации: "Мужики и бабы" Можаева, "Кануны" Белова, "Овраги" Антонова... Серая книжка под твердым переплетом. На форзаце - автограф, «своему собрату»,- так сам подписал Николай Александрович. Этот экземпляр я храню у себя как реликвию. Считаю, что Скромный самый значительный литератор, с кем я более- менее знаком. Мы редко и случайно всегда встречаемся, и те недолгие минуты общения запоминаются. Я ценю его поддержку. Он сам знает, как непросто достаётся "молодому", под пятьдесят, прозаику, признание. Ведомо ему, как тяжелы порою бывают муки, сомнения, отчаяния творчества... Опять возвращаюсь в тот изначальный, 86-й год. Депрессия моя была более долгая, сильная и мучительная, чем я ожидал. Хотелось навсегда забросить занятия литературой, удариться во что-нибудь другое, но постепенно я успокаивался, "вылечивался" тем же творчеством. Первая повесть "шла" не очень легко, потому что я старался описывать всё как было в самом деле и по-настоящему так не получалось, не выходило - всё равно, ради стройности сюжета, единства композиции, нужно было менять события местами, изображать время не только от прошлого к настоящему, присваивать героям не свойственные им привычки, манеры. И всё мне казалось, что иду не совсем правильным путём. Вроде придерживался "реализма", а порою выпячивался "натурализм". Не было и осмысления - фактов, характеров, образов. Но где-то за пару месяцев, с небольшим, повесть написалась. На календаре уже значился май. Пробуждалась природа, просыпалась от "опухшего сна" держава, интересные события разворачивались на местном литературном небосклоне. В ЛитО прошли обсуждения поэтов - Дубова Исаака, Агаповой Татьяны. Дубов был профессиональным режиссером, работал в театрах Владивостока, Костромы. Он, узнав про моё театральное прошлое, звал к себе, в организуемый им театр "На улице Радищева", я отказывался, - не хотелось вновь начинать то, что когда-то уже было Ш