Рогожин, Н. Н. Практика любви / Николай Рогожин. - Онега : [б. и.], 2004. - 195, [2] с.

обещания. Саша так и сказал мне, напрямки, отмечено у меня,- "не хотят пускать в свой клан, самим нечем будет кормиться". Может, такое суждение предвзятое. Но ни одно из произведений семинара, включая и другую секцию, я в публикациях не встречал. Книжка, сборник молодых, действительно появилась в конце того же года и гам были уже публиковавшийся рассказ Архипова, две новеллы Ивачева, и рассказ Леонида Гуревича, будущего депутата Верховного Совета, который, кажется, примыкал к известной межрегиональной группе, где были Ельцин, другие из его окружения... Была еще зарисовка, не рассказ даже, - Виктора Кобиняки. С ним я познакомился аж через следующий семинар, 90-го года. Понравился ещё в том сборнике ("Первопутье"), интересный рассказ Игоря Волка, "Про Климова" - честный, пронзительно жесткий, о самой животрепещущей теме тех лет - об очереди на жильё. Может, задело это меня, потому что сам ютился, - с семьёй, с подселением, с частичными удобствами... Последним разбирали Крупадёрова. У того был маленький рассказик, всего на трёх страничках, который назывался "Конюх". И вот его-го Крейн оценил очень высоко, предрек автору литературную стезю. Но Крупадёров стал политиком; более ни одной литературной публикации, я у него не встречал. Зато регулярно печатались из глубинки, из города Заполярного, где он жил, его журналистские заметки, - на страницах областной печати,- то в "Полярной правде", то в "Советском Мурмане" (позже - "Мурманском вестнике"). На заключительном, пленарном заседании, вечером того же воскресенья, в той же, уже наполовину опустевшей аудитории, подводились итоги. Отметили, что мне показалось странным, - Высоцкую, Прокопенко, Рыбакова. Поэтические лавры достались Гулидову, Черкасскому, Колычеву. Говорили о многообе­ щающих Николае Князеве, Юрии Сковородникове, Юрии Синицыне из Мончегорска. И вот уже все славословия сказаны, "точки поставлены" и дают слово патриарху,- как его называл Яхлаков,- "классику земли Мурмана", Виталию Семёновичу Маслову. И дальше - "эффект разорвавшейся бомбы". То, о чём говорилось в кулуарах, выплеснулось. Видно было что-то даже наподобие замешательства, в глазах Крейна, Александра Тимофеева. Маслов говорил страстно, на самых высоких нотах: "произошло открытие многообещающего, крупного писателя... Это - Николай Алексанрович Скромный, его роман - эпохальный, большого размаха, потому что первая часть..." лучилось то, что должно было произойти - в духе начавшейся перестройки в стране, открывшихся гласности, демократии. В Мурманском крае это выразилось в появлении этого романа - "Перелом". Скромный затронул тему, которая замалчивалась раньше и буквально в последний год стала прорываться, выплёскиваться со страниц газет, журналов, из передач радио, телевидения - о репрессиях и, в частности, о гонениях на русское крестьянство в период коллективизации. Скромный как чувствовал, - подгадал настроения общества, именно к сроку обнародовал детище - ведь писал он роман не один год. Ясно, что такая работа у него длилась несколько лет, если не десяток. Значит, в самой 110