Рогожин, Н. Н. Практика любви / Николай Рогожин. - Онега : [б. и.], 2004. - 195, [2] с.

которых попадались и чисто прагматические. Так, молодым считаешься до 35 лет и нужно именно до этого возраста попасть в сборник. Интересное сообщил Блинов, "три пункта проходимости", от своего учителя Григория Бакланова. Во-первых - нужно уметь сказать правду, во-вторых - чтобы она прошла и, в-третьих, - уметь ее отстаивать. Были еще поучения такого характера, что в разных предложениях, стоящих рядом, нужно ставить неодинаковое количество слов или что не нужно описывать быт специально, не следует давать изображения того, что всем известно. Я всё написал об этом подробнее и полнее потому, что настоящего-то обсуждения себя не услышал, в действительности произошло всё очень быстро. Несколько фраз произнес Крейн, пару слов бросил Блинов, с ухмылочкой своей неизменной и в конце еще сказал так, небрежно: "не пижонь". Так впервые меня "разобрали". Раньше такого не было, от Литинститута приходили только отказы, а тут же что-то ожидал, мечтал... Но каждое слово - по голове, по сердцу, замиравшему, однако, в сладкой надежде, что "вот сейчас, ну хоть что-то же скажут?. "Нет, ничего. Ни одобряющего, ни вдохновляющего, ни даже простого - стоит ли писать вообще, дальше? Остались неразобранными Крупадеров и Яхлаков. Крейн объявил очередной, последний теперь уже перерыв. Мы с Яхлаковым уединились. Я переживал за свой разгром, пожаловался ему в сердцах, защищал, как мог, свое выстраданное, а он мне ответил, коротко, исчерпывающе - "не лезь". Такая была атмосфера - о своих произведениях самому нельзя было говорить. Допускалось лишь что-то наподобие "последнего слова" - как на суде. Угнетение, раздавленность, обида, удрученность, - вот чувства, которые я испытывал. В каком-то тумане, опустошённости приехал домой. Flo переживал сам, внутри, никому не показывал, наоборот - жене объявил, что все нормально. Супруга по настоящему никогда, вовсе не интересовалась моими литературными притязаниями, считая их блажью. Лишь раз искренне удивилась, прочитав один из моих очерков цикла "Странствия судового врача", но это было уже позднее, намного - я походил по морям, побывал во многих странах. А тот далекий, первый, семинар только-только меня очищал - через страдания и сомнения - держал все-таки на литературном пути, жгучим своим пламенем крещения освещая тернистую дорогу. Но что же там было у Яхлакова? Его повесть называлась "Берёза на крыше". Лирическая, поэтическая даже вещь, о дружбе двух братьев, об их первой любви к одной единственной девушке, выросшей среди природы вместе с ними. Точного сюжета не помню, но чистый и ясный язык, бесхитростный строй мыслей привлекали. Оценки руководителей поражали своей необозначенностью, каким-то странным умолчанием, верчением "вокруг да около". Но вроде договорились до того, что повесть вполне может быть рекомендована в сборник. Но дальше... Никаких практических предложений, рекомендаций или тем более стремлений - высказано не было. Всё на общих фразах. Руководители словно затвердили про себя обет молчания, табу на подобные разговоры и 109