Рогожин, Н. Н. Литератор : документальные романы / Николай Рогожин. – Онега (Архангельская область) : Онежское книжное издательство, 2016. – 456, [3] с. : портр.

надежды и отказ Циркунова печатать меня воспринял почти как должное, естественное, - спокойно. Издатель, однако, чуть-чуть меня «успокоил», сказав, что за 40 (сорок) тысяч готов издать меня хоть сейчас. Я спросил, а какой же будет вид книги, он показал в сторону невзрачной брошюрки тетрадного типа. Больше мне с ним общаться не хотелось. Задержанная, с июля прошлого года, рукопись пролежала мёртвым грузом долгих семь месяцев, без всякого движения. Медленно, с трудом, я очухивался от потрясений. Нужно было жить, для себя, и для других своих родных, зарабатывать деньги, помогать, чем смогу. «Скорая помощь», куда я временно устроился, материально поддерживала меня. Я снова стал работать, после перерыва в 11 лет, с 1993 года, выездным врачом, на колёсах. Нагрузка, требования были не те, что раньше, когда я трудился в сельском районе; теперь же, при городской подстанции, условия стали другими, было непросто. Другие объёмы, новые арсеналы средств, иное оснащение, - нужно было, с лету, - осваивать. Но и «скорая помощь» дарила мне прекрасные моменты,- на одном из вызовов я встретился с Николаем Васильевым. Мы тепло поздоровались, повспоминали общих знакомых, литературных друзей, обменялись телефонами. И что-то встрепенулось во мне, затаённое, забытое, забитое в дальний угол сознания, и выплыла мысль, - а не пойти ли мне на Октябрьскую, - может, там что-то сделать с повестью, предложить в альманах? Мне ещё и хотелось выяснить, не тот ли Бессонов там теперь руководит, с которым я играл когда то в шашки, на Областном турнире 1990 года? И пока думал, неожиданно для себя встретил «искомую фигуру» на Книповича. Я туда принёс своё новое произведение - роман-воспоминание о детстве, для Скромного, и увидел юркого молодого человека, с цепкими движениями и рыжеватыми редкими волосами. Это и был Бессонов, и, конечно же, не шашист. Бессонова избрали руководить отделением Союза российских писателей после ухода Блинова. И вот я пришёл и сижу на Октябрьской. Я прождал около часа. Сначала Бессонов с кем-то разговаривал по телефону, потом опять звонили ему. Затем кто-то пришёл, и с ним решались какие-то неотложные денежные вопросы. После, не обращая на меня внимания, Бессонов стал сокрушаться и распекать какого-то частного издателя, я навострил уши, но понял, что там издают только брошюрки-буклеты. Дальше, долго и нудно, с возмущенным сожалением, с одним из пришедших, руководитель отделения рассказывал о каком-то талантливом поэте, погрязшим в пьянстве, - батареях бутылок, несуразных выходках, нелепых поступках, помутненном сознании и горечи, горечи совершающегося. Такие картины на работе в «скорой» я встречал постоянно, а потом и вспомнил фамилию, о котором говорили - Минадзе. Я с ним виделся на заседаниях литобъединения, двадцать лет назад. Поэт сиДел на переднем столе справа, - хмурый, сосредоточенный, что-то даже записывал в блокнот. Тимофеев, ведущий занятие, всегда давал ему почитать в конце, в завершение. Показывая этим, как бы походя, отстранённость вообще, и себя, и Минадзе, причастность самих к какому-то избранному, только им ведомому кругу... Потом с Минадзе пререкался как-то Смирнов, 266