Ковалев, Н. Н. В продолжение любви : [книга воспоминаний в стихах и прозе] / Николай Ковалев ; [предисл. Владимира Семенова]. - Мурманск : Бенефис-О, 2009. - 463 с. : ил., портр.

РУКИ ПРОЧЬ ОТ ПТИЦЫНА! Политическая покорность издательства безгранична. Мы кротко, глазом не моргнув, издаем собрание сочине­ ний товарища Капитонова, члена Политбюро ЦК КПСС. Дело это обычное: такая уж разверстка была по стране - кому Кальченко, кому Коротченко, а кому и товарища Капитонова... на хорошей бумаге, в твердом с золотом переплете. Кремлевский писатель отправляется, вернее, планомерно завозится в библиотеки, где он лежит, пока его не выковырнут из иконостаса и не выбросят на хорошую пенсию. Потом его собранию сочинений не лучше, чем Луи XVI-му - под нож и в макулатуру. Эффектный случай. Мы издавали что-то об опыте партийной работы с фотографиями самих работников. На одном фото товарищ Птицын идет по улице с группой коллег, крайний слева... Пока брошюра печаталась, товарищ Птицын взлетел на трон обкома, и какой-то бдительный подхалим обра­ тил внимание на то, что на фото кадрировщик отрезал полу пальто нынешнего суверена и, кажется, кисть руки ам­ путировал. Зоркий сообщил в «аппарат». «Аппарат» велел тираж уничтожить. (Думаю, до Птицына весть о дурном обращении с его верхней одеждой даже и не доходила). Под нож! Под нож весь тираж. Это за народные-то деньги! Э, да что говорить, весь наш политический отдел таков. Тонны бумаги, килограммы краски, человекодни (и ночи) и машиночасы... Но не будем о грустном. ПЕРО С МУЖСКИМ ХАРАКТЕРОМ Все наши авторы - настоящие мужчины. Большинство из них овеяны ветрами и просолены морской водой. Против партийной дисциплины они старались не грешить. Да и погреши, попробуй. А Облит на что? Но идеалы чести, верности, товарищества явлены в их текстах. Фолкнеровский культ порядочности свойстве­ нен книгам мурманских писателей. И это хорошо, такого рода «инженерия душ» по душе читателю. Моряки охотно читают повести Бориса Романова, Бориса Блинова, стихи Виктора Тимофеева. Капитанские повести Романова, многие повести Блинова - все это, говоря языком советского литературоведе­ ния, «производственная тематика». Морякам - о моряках. Но во всех этих книгах есть живая правда о людях, радости и недуги времени. И, конечно же, любовь, дружба, вера. Что-то теперь смотрится уж слишком советским. А что делать! Люди верили большой сказке человечества о царстве добра и справедливости. Темные страницы воплощения этой противоречивой сказки купировались не­ щадно... Дабы верили, дабы служили. Не у всех ведь хватало зоркой недоверчивости увидеть, что служат давно не сказке, а ее изолгавшимся и отъевшимся сказителям. Но не будем множить картинки, говорящие о том, что жизнь наша, в массе своей, досадно бестолковая и суетливая драма со зловещими признаками настоящей трагедии. Избегнувших этой участи счастливцев не так уж много. Но таковые есть, конечно. Это либо немудрящие и незаметные обыватели, обошедшиеся без семейных ссор и передряг, разводов, инфарктов и инсультов, либо талантливые счастливцы - художники, артисты, поэты, ученые, забравшиеся на Олимп, на самую его вершину, где места не так уж много. Первых, сами понимаете, не густо, а вторых - и вообще кот наплакал. Да к тому же время с этой высокой пло­ щадки скидывает любого. Кого деликатно, а кого и пинком. Два мурманских историка стали важными и любимыми авторами издательства: Иван Федорович Ушаков и Алексей Алексеевич Киселев. Первый - великий специалист по дореволюционной истории Кольской земли, этой северной новгородской колонии, доставшейся в наследство Московии Ивана Грозного и дожившей невредимо до XX века, когда она стала частью страны Советов. Тут перо летописца в руках Алексея Алексеевича. Он и до сих пор не оставляет его. Алексей Алексеевич знает край, город и людей полуострова досконально - всех. Кто рубил здесь лес, строил плотины, возглавлял рабочие коллективы —живых, мертвых, партийных и беспартийных, достославных и забытых. И город он знает вдоль и поперек и обо всех тех, чьи имена на табличках с названиями улиц, писал неоднократно. Оба патриарха исторической науки издавна преподавали в педагогическом институте, щедро передавая свои знания молодым людям, делая их образованными и памятливыми. А без этих качеств нет культуры. Без прошлого и будущего не будет. А без памяти о нем, о прошлом, будущее темно и растленно... Иван Федорович, весь такой русский с ног до головы и по-волжски окающего говора, излучал из себя интел­ лигентское добродушие и, присаживаясь в наших кабинетах, рассказывал много интересного. Он ушел из жизни, работая своей памятливой головой до последних дней. 344