Коновалов, Л. К. В четырех стенах : повесть / Леонид Коновалов // Площадь Первоучителей : литературно-художественный и общественно-политический альманах Мурманского отделения Союза писателей России. - Мурманск, 2009. - № 9. - С. 56-93.

как от стенки горох. Другое дело было зацепить Гришу по-настоящему, тут уж бедняга-противник получал достойный отпор. Рутзак мгновенно преображался, выражение горделивого спокойствия покидало его. Он принимал стойку бойцового петуха и начинал как бог-громовержец разъ ярённо метать молнии: - Да вы посмотрите на него! Он думает, что он весь из себя, прямо пуп земли, большой и великий, попирает ногами бездну. Да в тебе столько же демонического, как в головке спички. Ещё несколько подобных фраз, и враг съёживался и затухал прямо на глазах. Удар по самолюбию был как удар ниже пояса. И была у Григория страсть, которой он предавался с диким энтузи азмом - страсть к экспериментам. Учитывая, что он учился на врача, бу дущее поле деятельности было неограниченным, а пока он довольство вался подвернувшимся одногруппником или на худой конец собой. В его голове созревала некая теоретическая схема, и он тут же пытался её внед рить в жизнь. Теория от практики, как известно, стоит далеко, вот это-то и подтверждали в основном Гришины опыты, но он не унимался. Осо бенно привлекала его психология. Гриша вызывал человека на откровен ность, и когда тот начинал выкладывать перед ним своё самое что ни на есть сокровенное, Григорий вдруг отворачивался. Бедняга не знал, куда себя деть от унижения, а Гришенька краешком глаза наблюдал за его ре акцией. Рутзак вовсе не был плохим, но ради эксперимента не жалел ни кого и жертвовал соседом, другом, собой, родной мамой. Дай ему в руки страну, земной шар - что бы было, одному Богу известно. Но он был такой. И с этим ничего нельзя было поделать. Хотя иногда был абсолютно прав. - Всё познаётся в сравнении, — мудрствовал Григорий. - Запей де вяностошестиградусный медицинский спирт водкой, и она покажется водой. Алексей попробовал и согласился. - Лёшка, хочешь, чтобы тебя признали гениальным писателем, - го ворил он серьёзно, - это очень просто. Помнишь сказочку про голого ко роля? Надо блажь, ахинею, бред сивой кобылы написать, чтобы вообще было ничего не понятно. Тогда критики будут ломать себе голову: и чего это он тут хотел сказать, какую мысль выдающуюся закопал, что никак не отыскать? И каждый будет находить своё, дабы не прослыть непони мающим. И назовут тебя гением, а там ничего нет, кроме издевательства, ко роль-то голый. А сделать это просто. Берёшь, надуваешься крепким кофе, включаешь погромче какую-нибудь музыку-какофонию, такую, чтобы больше скрежета, и пишешь всё, что приходит в голову. Делаем поток под сознания. И эту галиматью и дичь выносишь на суд читателей. То же самое и в кино, и в живописи. Нормальный не поймёт, да он-то ничего не определяет. А всякие там знатоки, властители дум от искусства захлеб нутся от счастья. Они-то себе выдумают головоломку.