Конецкий, В. В. За доброй надеждой : роман-странствие. [В 2 книгах]. Кн. 2, ч. 2 (продолж.) - 3 / В. Конецкий. – Москва : Терра, 1997. - 336 с. : ил.

Так крушит эту красивую землю бывший корабельный кок Вольфганг Кёппен. Плоть жаждет жизни, душа полна страха. Вот они, те, о ком он пишет: матерчатые аккуратные грибки среди лиственниц, под ними аккуратные раскладушки; с рас­ кладушек, устроившись на ночевку, доброжелательно машут нам пивными бутылками немцы. «Я принадлежу к тому сословию, которое призвано вызы­ вать злость»,— крепко сказал бывший корабельный кок. Он хочет ненависти к себе. Вызывает огонь на себя. Его ненависть к родному мещанству и подлости дошла до предела. Никто, кроме писателя, не решается пока на это. Ни политики, ни ученые, ни черт знает кто. Потому, вероятно, что никто не любит свой народ так горько, нежно и глубоко. Бог в помощь, бывший корабельный кок! Примите мое по­ чтительное уважение... Я высовываюсь в окно каюты. Майн готт! Из нас в акку­ ратную воду Кильского канала на аккуратных лебедей те­ чет соляр! Механики лопушат, и можно налететь на крупный штраф, если засекут лоцмана. Звоню на мостик. Трубку берет вахтенный третий штурман. Потом его голова стремительно высовывается за крыло мостика над моим окном и так же стремительно исчезает. Красные огни впереди сменяются зелеными. Бурлит под кормой. За бортом медленно проплывает номер пикета «362». Задержка здесь может стоить мне сплошь бессонной ночи. Вагалавайя... В ноль часов я принимаю вахту и вхожу в темноту ходовой рубки. Там, невидимые во тьме, три немца — лоцман, его ассистент, на руле — канальный рулевой. — Гуд найт, мистер пайлот! — Гуд найт, мистер мейт! Я становлюсь к телеграфу. Черная земля скользит внизу за бортом. Цепочка зеленых огней уходит к небесам. Отражения дрожат и переливают­ ся. Подсвеченные фонарями цифры километров и номера пи­ кетов. Прожектора паромных переправ. Красные огоньки ав­ томобилей, заплутавших в ночи Ютландского полуострова. Встречные суда. Плеск воды, сжатой между бортами. Вагалавайя... Привязалось это слово, как только я увидел двадцатимарочную банкноту. На одной стороне скрипка, смы­ чок и флейта, на другой — мужественно-мужское лицо не­ мецкой женщины. Под Брейгеля. А на металлической мар­