Конецкий, В. В. За доброй надеждой : роман-странствие. [В 2 книгах]. Кн. 2, ч. 2 (продолж.) - 3 / В. Конецкий. – Москва : Терра, 1997. - 336 с. : ил.

Достигло дневное до полночи светило, Но в глубине горящего лица не скрыло, Как пламенна гора, казалось меж валов, И простирало блеск багровый из-за льдов. Среди пречудныя, при ясном солнце ночи Верхи златых зыбей пловцам сверкают в очи. ...Карбас помора-зверобоя на волнах Белого моря. Глаза мо­ рехода на одном уровне с волной. За гребнем волн стоит ноч­ ное полярное солнце. Его низкие лучи скользят по льдам и слепят глаза кормщику. Автор был в море, работал в нем. Теперь он спокойной, крепкой рукой ведет строку. Строка величаво колышется в такт морской зыби. Север простирается далеко до края стиха. И слышно, как медленно падают капли с медлительно заносимых весел. Гребет помор. Стоит над мо­ рем солнце. Вздымаются и вздыхают на зыби льдины. От них пахнет зимней вьюгой. Здесь чистая картина — без символи­ ки. Здесь профессиональное знание жизни, и физики, и аст­ рономии. Пишет Ломоносов. Рыбак, начинавший современ­ ный русский язык, открывший атмосферу на Венере, объяс­ нивший природу молнии электричеством, сформулировавший закон сохранения вещества. «...Все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состо­ яния, что сколько чего у одного тела отнимется, столько при­ совокупится к другому, так, ежели где убудет несколько ма­ терии, то умножится в другом месте... Сей всеобщий есте­ ственный закон простирается и в самые правила движения, ибо тело, движущее своею силою другое, столько оныя у себя теряет, сколько сообщает другому, которое от него движение получает». А вот Державин: Что ветры мне и сине море? Что гром, и шторм, и океан? Где ужасы и где тут горе, Когда в руках с вином стакан? Спасет ли нас компас, руль, снасти? Нет! Сила в том, чтоб дух пылал. Я пью! и не боюсь напасти, Приди хотя девятый вал! Приди, и волн зияй утроба! Мне лучше пьяным утонуть, Чем трезвым доживать до гроба И с плачем плыть в толь дальний путь. Здесь уже городская нервность, которая и нам хорошо зна­ кома. Через «Достигло дневное до полночи светило...» и «Что ветры мне и сине море?..» вдруг понимаешь, как вырастало пушкинское: