Конецкий, В. В. Соленый лед / Виктор Конецкий ; Мор. лит.-худож. фонд им. Виктора Конецкого. - Санкт-Петербург : NIKA, 2008. - 333, [2] с. : портр.

Я подумал, что так здесь собирают ракушки, потому что у подходившего человека в руках была корзина. Он осветил меня фонариком и остановился. —Гуд монинг, бонжур, месье, —негромко сказал я. Он снял с палки бумажку и положил ее в корзину. Он показал­ ся мне человеком несчастным, этот сборщик пляжного мусора. Он ничего мне не ответил и прошел дальше. Вспышки его фона­ рика скоро исчезли, и заглох шорох гальки под ногами. На востоке чуть светлело уже небо. И я пошел к востоку, в противоположную сборщику мусора сторону. Зачем писать самому, когда гениальные поэты уже описали все вокруг и в тебе самом, думал я. «Поклонитесь теплому морю» — вот и вся Ницца. Зачем стараться? Пускай сейчас зима, море не теплое. И если оно улыбается, то улыбкой не мягкой и ласковой, а острой. И сейчас больше подходят к Ницце стихи Тютчева. Французские стихи, в которых, по мнению Толстого, поэт всегда оставался дипломатом. Но эти строки Тютчев писал после смерти любимой женщины: О, этот юг! О, эта Ницца!.. О, как их блеск меня тревожит! Жизнь, как подстреленная птица, Подняться хочет — и не может... Нет ни полета, ни размаху: Висят поломанные крылья, И вся она, прижавшись к праху, Дрожит от боли и бессилья... За узким проливом пряталась Корсика. И как только всплыло это слово «Корсика», так потянуло за собой Мериме, отца-корси- канца, который убивает сына-мальчишку за детское предатель­ ство, и т. д. и т. п. Европа была вокруг. Имена, названия книг, городов, соборов. Здесь было тесно от имен и названий, они сжимали меня в коль­ цо, сквозь которое невозможно было пробиться к непосредствен­ ному ощущению, к самому себе. В океанах, громадных городах и еще в Сибири легче чувство­ вать окружающий мир и себя в нем. Там имена и тени великих предков отпускают тебя на свободу. В Европе я все время путался между воспоминаниями о чужих судьбах, трудах, смертях, а сам ускользал от себя. Я не чувствовал 243