Конецкий В.В. Рассказы и повести разных лет. Москва, 1988.

1 ых лампочек на пультах управления и — что еще более неприятно и опасно — живые огни судов и маяков из кор­ мовых секторов. И эти отблески в стеклах легко можно было принять за огни каких-нибудь объектов по носу, то есть впереди по курсу. Я раздумывал об этом, взвешивая, есть ли смысл войти в финскую судостроительную фирму с соответствующим письмом, и успеют ли финны п ереде­ лать конфигурацию лобовых стекол на оставшихся судах серии, и следует ли мне вообще лезть в это д ело , и не ска­ жут ли в инстанциях, что я чересчур суетлив с разными дурацкими предложениями, и т. д. и т. п. — Честно ответите, Петр Иванович? — спросил из тьмы Елпидифор, и я услышал его тихое глуповатое «хи- хик». — Что у вас? — Вы давеча обрадовались? — Чему обрадовался? — А что я промахнулся на пятерик? — С чего ты взял? — Не ответили честно-то,— пробормотал он, стано­ вясь у соседнего окна. Я помолчал, удивляясь тонкости, с которой он усек подспудные движения моей души. Ведь, вообще-то, за длинную капитанскую жи знь каждый из капитанов науча ­ ется лицедействовать не хуж е Смоктуновского. — Потому не ответили, что честность-то штука двой ­ ная ,— сказал Елпидифор ,— с одной стороны, вы бы, про­ махнись я на пять долларов, мне кровный пятерик отдали и ухом не повели; а с другой — за это удовольствие для себя получили от сознания, что мне, Елпидифору Пескаре- ву, может быть, неприятно от вас брать, но я, то есть Пескарев, все одно возьму, потому как человек экономный и окладик имею маленький, так, Петр Иванович? — Ишь ты! Прямо и не Пескарев, а Достоевский! — сказал я, испытывая некоторое мимолетное, но однако вполне определенное смущение от точности его попаданий. — Достоевский писатель скучный, я его почитывал, скучнее евонных книг только современные,— сказал Елпи­ дифор. И я с ним живо согласился и по поводу Достоевского и по поводу современных книг. Мне с ним в тот момент пришлось бы живейшим образом согласиться по любому вопросу, ибо я испытывал смущение, а смущенного челове­ ка бери голыми руками. — Достоевский за лес стоял, з а сохранение зеленого 313