Конецкий В.В. Рассказы и повести разных лет. Москва, 1988.

драка один из видов общения, разговора, развлечения. Как хоккей или вонючий бокс... Тут надо одного дога вспомнить. На даче познакомились. Звали прямо по породе: Мастиф. Напротив он жил. Молчаливый дог, замкнутый. Не знаю , английский там он был, немецкий или датский. Но мнение выражал только жестами и мимикой. Не лаял вовсе. Р а з др аж ал . Как-то напоминаю Мастифу, что его предки травили в Северной Латинской Америке несчастных рабов. И ему должно быть стыдно. Он жест хвостом. Уничижающий меня жест: твои, мол, предки т ож е рабов преследовали. Клевета. Мы от голой египетской собаки происходим и только медведей давили. Попробуй-ка медведя задави! А доги от африканского шакала. Потому с черными рабами им и кар­ ты были в лапы. Драка . Опять промахнулся в первом броске. Рост у этого мастодонта огромный, а я низкорослый, вот и промахнул­ ся... Вообще-то причина драки другая была. Мастиф все у меня спрашивал, почему он так любит людей, почему у него вроде бы как расстройство желудка начинается, когда хозяин куда-нибудь уезжает? Сколько раз ему объяснял! Не понимал, бестолочь. Талдычу ему: «КОГДА МЫ, СОБАКИ, ОЩУЩАЕМ ЛЮ ­ БОВЬ К ЧЕЛОВЕКУ , ТО ЧУВСТВУЕМ СЕБЯ СОБА ­ КОЙ, НАСТОЯЩЕЙ СОБАЧЬЕЙ СОБАКОЙ . А КОГДА МЫ ОБЩАЕМСЯ ДРУГ С ДРУГОМ , ТО НИКОГО С ТА­ КОЙ СИЛОЙ НЕ ЛЮБИМ И ПОТОМУ СОБАКАМИ СЕБЯ НЕ ЧУВСТВУЕМ!» Вот и весь фокус! Я вот Клав­ дию Агафоновну б е з всякой корысти люблю, а Хильду, например, уж е с корыстью — употребить ее хочу, сучку этакую! Или того ж е Мастифа почему я любил? Потому, что всегда с ним подраться мог, удовлетворить врожд ен ­ ный инстинкт и клыки поточить! С Клавдией Агафоновной мне и в голову не придет драться. Ну, не за овсянку ж е я ее, скрягу б е зобра зную , тогда люблю? У нее, кстати, в шестом томе Достоевского сберкнижка лежит, а на сберкнижке тысяча семьсот шесть рублей с копейками — могла бы мне и отбивные покупать... А я ее люблю, потому что чувствую себя при этом настоящей Собакой. А Собака — это звучит гордо! 170