Конецкий В.В. Рассказы и повести разных лет. Москва, 1988.

помру? — спросил себя Василий, л ежа с закрытыми гла за ­ ми, часто д елая глотательные движения сухим, о б ож ж е н ­ ным кислородом ртом.— Вот так это и бывает, значит. Ну вот, теперь и такое знать будем...» Ему почудилась вдалеке, на берегу холодного озера, родная деревня, которая все удалялась от него. Потом он услышал треск моторчика и понял, что сидит в носу катера, а в корме, возле мотора, младший братан Федька, а между ними бидоны. В бидонах отражается небо, вода и синий кушак берегов. Кепка на Федьке козырьком назад , с а ­ мокрутка з аж а т а в горсти, отцовская шинель накинута на плечи, один рукав вывалился за борт и волочится по волне. «Что везешь?» — спросил Василий у Федьки. «Сливки». «Куда?» «На приемный пункт...» От бегущей под лодку воды рябит в глазах и кружится голова. И в корме катера уж е не младший братан, а Степан Синюшкин. «Вот почему он мне знакомым представлялся, когда в самосвале сидели,— догадался Василий .— Они же на одно лицо... Добренькие они». И детское, давнее вплывает в бред — деревенский юродивый Илюшка, его зовут Добренький, потому что он не дает бить коров, лошадей, коз. И мальчишки дразнят его тем, что длинной хворостиной через забор суют в бок старого мерина-водовоза. Добренький плачет и гоняется за пацанами, мычит что-то, размазывает по голой груди слюну. Ему жалко скотину... И Василий вспоминает, что в войну Добренький, когда пришли немцы и угоняли скоти­ ну и били ее, бросился на немцев с вилами, и те убили его — и потому не может Добренький ехать на катере сдавать сливки... «Неужто помру?» — приходя в себя, опять подумал Василий. Н а д о было по малой нужде, а он был один в пустой палате. Василий медленно приподнялся, сел. Позвать сестру ему не пришло в голову. По стенке, шаг за шагом он двинулся к дверям. В гла зах потемнело, стена оттолкнула его от себя, пол вздыбился... На грохот прибе­ жали сестра, хирург, уложили его обратно. — С ума сошел! — ужаснулся хирург.— Каким местом ты думаешь? Сестра, утку ему! — Гуся нельзя? — из последних сил спросил Василий. В девять вечера его оперировали вторично. Давать ему общий наркоз врачи сочли опасным. Он лежал на операци ­ онном столе, занавешенный простыней. Губы, искусанные 142