Конецкий, В. В. Путевые портреты с морским пейзажем : повести и рассказы / Виктор Конецкий. - Ленинград : Советский писатель, Ленинградское отделение, 1984.

и раздумывал об утрате своих морских иллюзий. И созна ние их утраты поганило и саднило едва ли не больше неприятностей самой вытрезвительной истории и ее воз можных последствий. Многие годы я хранил и лелеял в душе чистое отноше ние к морю и морской работе. Многие годы мне удавалось вылезать из неизбежной грязи так, чтобы быстро забывать о ней. Я старался помнить о рассветах над океанами, а остальное... Ведь мне писать, а я не могу писать без девственной чистоты любви к предмету писания. А от чистой любви оставались ножки да рожки. Нет, не оставалось даже ножек и рожек: из них сварили вонючий столярный клей... Однако не забывай, сказал я себе, в блокаду столярный клей спас тебе жизнь! В горкоме никого, кроме дежурного, не оказалось, потому что наступила суббота. В десять утра капитан, помполит и я явились к началь нику морской милиции Керчи, где я заявил требование об отмщении за беззаконное задержание в вытрезвителе, признав факт грубого отношения к стивидору. Подполков ник милиции счел обе стороны равно виноватыми и предло жил похерить дело без разбирательства. Я попытался упорствовать, но капитан вывел меня в коридор и объ яснил, что я и так уже напрочь испортил отношения с портом, а нам еще не раз и не два приходить сюда в буду щем. И что судно уже восемь часов грузят без грузового помощника. У судна дифферент на нос, в любой момент можем сесть на грунт, и вообще, хватит валять дурака. Дл я чистой формальности подполковник попросил на писать короткую объяснительную. Я упрямо написал, что своей виной признаю грубость гіо отношению к стивидору Хрунжему, которая выразилась в том, что я выгнал его с борта, но что одновременно я з аявляю о безобразии, допущенном по отношению ко мне работниками милиции. Начальник мельком глянул на мое сочинение и сказал: — Правду, товарищ Конецкий. Только правду. Всю правду. Прошу указать, что вы употребили за час до р а з говора в диспетчерской двести граммов портвейна. — Сто пятьдесят,— сказал я. — Вот и напишите. Я взглянул на капитана. Он уже бесился, стучал безымянным пальцем по столу. 475