Конецкий, В. В. Путевые портреты с морским пейзажем : повести и рассказы / Виктор Конецкий. - Ленинград : Советский писатель, Ленинградское отделение, 1984.

происходит, конечно, бессознательно и именно в тех случа ях, когда пьяница истинно любит женщину, то есть осо бенно сильно страдает от тех мучений, которые ей достав ляет. Всю эту предысторию.Стасика Соколова рассказал мне тогда в Керчи Лысый Дидько. Оказалось, что он сам выпил немного и в вытрезвитель пробился вместе со Стасиком, чтобы не оставлять друга одного. Стас был в Керчи в ко мандировке. Жена от него ушла. И Лысый собирался уговорить Стасика остаться в Керчи и жить с ним. Довольно длинный рассказ сморил Урса, и он выру бился. Стас стонал. Ему было очень плохо. Но глаза глядели уже не мертвым взглядом. Я давал ему воду, и д ержал руку на лбу, и твердил избитые слова вроде: «Вот уже и отпу скает... Держись... Скоро станет еще легче... Обойдется. Все будет хорошо...» Я знаю, что иногда такие примитивно-обыкновенные слова помогают людям. Но нам не так-то просто говорить их. Нам их говорить бедствующему человеку трудно. Как будто отдавая утешительное бормотание другому, мы отни маем от самих себя грамм или частицу уверенности в том, что и с нами тоже все обойдется. Ослабляем себя. И при этом оправдываем скупость на слова утешения тем, что, мол, они лживые и произносить их как-то неудобно и стыд новато: какое уж тут «станет легче» или «все будет хорошо»! А если не может скоро стать легче и не будет впереди для утешаемого ничего хорошего, то, мол, на фиг я буду ему чушь бормотать? Эти силлогизмы складываются в нас тоже подсозна тельно. Они требуют сохранять для самого себя психиче ские силы, для своего спасения в длительном сражении с жизнью и смертью. Я сказал еще Стасу, чтобы он приезжал в Ленинград, что у меня есть знакомые врачи в Бехтеревке и что я устрою его на лечение, и что жена вернется к нему, и что он начнет новую прекрасную жизнь. Уж больно понравилась мне эта парочка могучих людей с лицами громил и банди тов и с грудными клетками величиной с холодильник «Минск». Стасик затих и повернулся лицом к стенке. Я тоже лег. И смотрел на светлеющий, вернее, мутно- сереющнй квадратик тюремного зарешеченного оконца 474