Конецкий, В. В. Путевые портреты с морским пейзажем : повести и рассказы / Виктор Конецкий. - Ленинград : Советский писатель, Ленинградское отделение, 1984.

инства генеральские». И такое не слыхал? — спросил майор. — Каюсь,— сказал Басаргин. — Жаль , жаль, что уезжаю, а то за недельку сделал бы из тебя, капитан, суворовца. — Когда человеку тянет пятый десяток, его уже не переделаешь. — Сколько, ты думаешь, Маннергейму? — Черт его знает... уже стар. — Так вот, я даже его маленько перевоспитал. Я, капитан, спец по Маннергейму. Мы с ним друзья с три дцать девятого. Летчику, очевидно, хотелось похвастаться. Ему о с т а ва лось до поезда час двадцать. И Басаргин спросил: — Каким образом? — В финскую я летал его бомбить на день рождения. Теперь — та же история. Бал в президентском дворце в Хельсинки. Пышность он любит. Офицерье специальный отпуск с фронта получает. Да . И сам товарищ маршал приказал кинуть генералу от нас подарок. Полетели... Чего он там? Мальчишка на верхушке тополя все не мог приспосо биться. Его товарищи внизу вытащили ноги из арыка и кричали ему что-то тревожное. Тополь шелестел листь ями и глубоко клонился под ветром. Подкладка листьев была светлая, и по дереву, казалось, пробегали солнечные волны. Среди зеленого блеска судорожно копошилась ма ленькая фигурка. Глядя на мальчишку, раскачивающегося на тридцатиметровой высоте, глядя на вершины тополей, на горы, капитан Басаргин вдруг почувствовал огромный простор страны, в которую его занесло военной судьбой: простор и жаркую красоту земли и неба, и сочность цветов в палисаднике, и крепкую, корявую старость карагача, ветви которого растопырились возле окна. — Чего пацаны г а л д я т ?— спросил майор, запыхтел, слез с кровати, подошел к окну. — А,— сказал он, всматриваясь.— На тополе Петька, по прозвищу Ниточка. Внизу Атос, Глист и Цыган. Цы ган — из Полтавы, Глист — вон этот, самый длинный и тощий,— из Севастополя, а который ногой из арыка камень вытаскивает, Атос,— из Смоленска. Их всех давно в тюрьму посадить надо, бандитов,— с нежностью сказал майор. — За что? — Голодуха, сам знаешь. А они не только ветки пилят, 42