Конецкий, В. В. Путевые портреты с морским пейзажем : повести и рассказы / Виктор Конецкий. - Ленинград : Советский писатель, Ленинградское отделение, 1984.

час — этой бессонной осенней ночью — только и может передать его любовь, радость и боль. Как через покойные паузы абзацев и точек в рукописи, через короткие примолкания запятых, всплески ударений, через повороты каких-то малозначительных слов переда ются чужим, незнакомым людям движения его души — голос жизни, которая внутри и вокруг: и мотив летящей над синей водою белой птицы, и шорох снега на темном стекле окна, и воспоминание о прикосновении ее руки, когда последний раз ездили в Давыдову пустынь. И она сидела совсем рядом, держала сь за его ремешок и говори ла разные глупости, а он называл себя гусаром; дышалось глубоко и полно, весело б ежала встречь ровная дорога. Все это, смешавшись в одно общее настроение, в одну внутрен нюю напевность, ложилось на бумагу обыкновенными, совсем простыми словами. Чехов не всегда понимал, как это происходит. Но зато хорошо знал другое: когда так звучит внутри, можно пи сать без опасения солгать д аже невольно. После получасовой работы он снимал пенсне, прижи мал холодную ладонь к глазам. Рождение этого внутренне го звучания, очевидно, не давалось даром. Оно утомляло до тягучей боли в висках, хотя и чудилось, что пишется легко... Вместе с радостным ожиданием освобождения, которое принесет окончание работы над пьесой, Чехов все сильнее испытывал тревогу. Он боялся за судьбу «Чайки». Боялся неуспеха. Никогда еще он не вкладывал так много своего, самого больного, ни в одну из рукописей. Был вечер, когда он переписал начисто последний акт, сложил листки в аккуратную папку и вывел название. Подчеркивая его, он случайно поставил кляксу в списке действующих лиц на фамилии Тригорина. — Простите, уважаемый Борис Алексеевич,— сказал Тригорину Чехов, снял пенсне и близоруко сощурился на кляксу. Голова опять болела, тяжело и -нудно — левый висок. Д аж е привычное движение, которым он откидывал со лба волосы, причиняло муку. Клякса расплывалась. Она краем захватила «Машу» — Вы — фефела, а не дочь поручика в отставке,— сказал Маше Чехов и улыбнулся, вспомнив, как его Маша станет нюхать табак из большущей табакерки. Он все-таки был доволен своей работой, своей маленькой, хрупкой пьесой. Да , он умеет только показывать. Он ничего не может 152