Конецкий, В. В. Путевые портреты с морским пейзажем : повести и рассказы / Виктор Конецкий. - Ленинград : Советский писатель, Ленинградское отделение, 1984.

Но работал он в ту осень очень много. И, должно быть, от пьесы, от воспоминаний молодости, от невольных с ож а лений, что умный наблюдатель берет в нем верх, перебои сердца у него наступали чаще, чувствовал он себя скверно, страдал бессонницей. Однако ночами, в тишине своего флигелька, который в шутку называл скитом, испытывал минуты такой полной радости от писания, что забывал обо всем плохом. И благодарить за эти минуты ему хотелось сероглазую женщину с маленькой, но крепкой рукой, с вьющимися пепельными волосами. Часто бесхарактерную, лишенную потребности в правильном труде, в любимом деле, но красавицу лицом и телом, веселую, с чуткой к прекрасному душой. Он всегда улыбался, когда вспоминал их первую встре чу. Она смутилась, отвернулась и спрятала лицо в шубах на вешалке. И так стояла. А потом, когда поднимались по лестнице, дернула за ухо чучело волка на площадке — тоже от конфузливости и смущения... Это было уже очень давно, но так смущаться она может и теперь, когда ей под тридцать и позади неудачные любви и смерть дочери. Какое странное имя она придумала своей девочке — Хри стина. Почему? И почему она может вдруг быть такой бесцеремонной, с вызывающим выражением на лице, с дешевой папиросой? Почему? Как актриса из провинци альной труппы... Но сейчас хочется встать, достать флакон ее духов, оставшийся с давних пор, и услышать запах, который напомнит лето под Алексином. Заливные луга, гудение пчел. Она идет впереди с корзинкой щавеля в руке и часто оглядывается, и все ждет от него особого слова, жеста, улыбки. А он только все шутит, шутит и шутит... Нет, нет, у него не было настоящего чувства. Был увлечен одно время. Вот и все. Она просила помощи — не видаться, не переписываться, не звать. Но он не хотел терять ее со вершенно. И тянул и мучил зря. И она кинулась в другой роман — от отчаяния. А теперь — одиночество, смерть до чери, надрыв и тоска... Ну что ж, Заречной будет не легче в его пьесе. И хватит обо всем этом. Ночь. Третий час уже. Надо спать... За окном шевелились колючие кусты крыжовника. Липы в парке стояли темные, неохотно качали просту женными ветвями. — Я не мог иначе. Не сердитесь,— говорил он вслух, 150