Конецкий, В. В. Повести и рассказы : [для старшего возраста] / Виктор Конецкий ; рис. А. Борисенко. - Ленинград : Детская литература, Ленинградское отделение, 1991.

изловчиться и пихнуть дверь ногой или задом, или даже головой. И тогда те, кто связал руки и заткнул рот, поймут, что последнее слово осталось за ним. Надя поет: «Идет война народная, священная вой на...» Солдаты падают на снег, и танки идут по сол датским телам, рвется в солдатской руке последняя граната. Солдаты не сдаются на этой войне, они не разжимают губ. И он не разожмет. Он валяется на грязном полу в милицейской камере, пойманный на сортировочной с ведром угля воришка. — Фамилия? Он усмехается. — Где живешь? Наивные люди! Они думают запугать его коло нией. Они думают запугать его! Он сейчас Матросов и Клочков, Зоя и Покрышкин. Он падает под танк с последней гранатой в руке. Надя еще поймет, над кем она смеялась. — В камеру! Утром заговоришь! Он валяется на грязных досках. Рядом пьяный безногий инвалид и спекулянтка рисом, и нет воды. Совсем как в стихе про испанского революционного солдата. Вот только у того солдата не было мамы. Она не знает, куда он пропал, и теперь не спит и плачет. Его бьет озноб — малярия всегда свирепствует к вече ру, голова распухает и гулко звенит, и доски жестки, и нет воды. Ничего, Зое было похуже! Как бесконечны бывают ночи, как медленно бледнеет за решеткой не бо, как лязгают зубы в ознобе. Ничего, он отомстит за двойку по немецкому, за «Анна унд Марта баден», за «Убирайся отсюда, Ниточкин!». У нее окно све тится по вечерам, — у всех здесь горят огни. Они и не знают, как темно бывает на улицах, когда окна зана вешены, а патрули сажают очередь из автомата по 48