Большакова Н.П. Два романа. Мурманск, 2016.

Но если бы не почувствовал в Насте родственную душу, не впустил бы ее в свое сердце, которое стало биться с надеждой на что-то новое, доселе неведомое ему. Единственное знал наверняка: никогда не посмеет оскорбить своим уходом жену. Каррита металась, словно в лихорадке. Она понимала: мужчины редко слышат печаль и боль женской души, особенно если разлюбили. А разве не вопила, не во­ прошала ее душа о помощи? Но Лахэн остался глух к этому крику. Он принадлежал ей уже несколько лет, и вот на тебе, нашел замену. Сколько душевных сил потратила она на то, чтобы из неопытного в жизни и любви мальчишки сделать настоящего мужчину, согревала его постель зимними холодными ночами, ходила, словно за но­ ворожденным, привезя из больницы, кормила с ложечки... Не мать, а она, Каррита, поставила парня на ноги. И он стал принадлежать ей. Разве не помнила, каким бес­ помощным и беззащитным оказался он тогда? Раздела догола, намывала в бане, парила в настоях трав. Для нее Лахэн был дороже всех родных, дороже детей. Она молилась богам, всем, каких знала или о каких слышала, только чтобы они вернули ей его здоровым и крепким, чтобы вновь вдохнули в него интерес к жизни и любви. Каким-то звериным чутьем женщина поняла: Лахэн - ее ребенок, ее мужчина, ее любимый - уходит. И нет силы удержать. Смотрела в окно на тающую ущербную луну и еле сдерживала себя, чтобы не завыть, как собака, не заскулить от тоски и обиды, которые, будто клещи, сжимали грудь. Нутром чувствовала, как нависла над ней черной тучей беда. Искала выхода и не находила. Душа корчилась, корежилась, снедаемая ревностью, вопила страшным душераздирающим криком в мертвенном молчании. Для тех, кто не спит, ночь - самое лучшее время подумать. Каррита по­ нимала: если Лахэн решил уйти, винить в этом нужно только себя. Но понимать - еще не значит смириться. Как трудно бывает женщине разобраться в своих чувствах, осмыслить свои по­ ступки. Когда любви ничего не угрожает, считается, что так и должно быть, но когда над любовью нависает тень угрозы... И все же вместо того, чтобы удержать любимого, боль и отчаяние отталкивают его. Может, в их отношениях еще что-то и будет, но все будет по-другому. Разве Каррита не держала свое счастье в руках крепко и властно? Тогда что за превра­ щение произошло с Лахэном, как он смог выскользнуть из-под ее опеки? Птичкой выпорхнул и улетел к другой. А как считать, если его душа не с ней, если его мысли уносятся к той, что встала между ними, в новый, неведомый ей мир? И в тот же миг ее собственный мир стал чужим, гнетущим, давящим, как могильная плита. И она впервые остро почувствовала свою незащищенность в этом мире. Заламы­ вала руки, металась по дому в надежде найти хоть какой-то уголок. Куда забиться, спрятаться от жгучей тоски и обиды на Лахэна, на себя, на весь мир? Как болела ее душа... Каким-то подспудным чувством понимала: нельзя быть рабой своего страха, иначе он высосет из тебя все человеческое, заполняя пустоты отравляющей душу ревностью. Нельзя пить змеиное зелье каплю за каплей и надеяться, что оно не всосется в кровь убийственным разрушителем. Нельзя низвергать свой рассудок в пучину ревности и уповать на душевное спокойствие. Понимала, но... Уход Лахэна вырвал из нее часть души. Ничто не радовало Карриту в этот месяц. Жизнь слов­ но остановилась. Но почему, как только он появился, зашел домой, не кинулась на 118